Лица сетевой национальности Настик Грызунова

Недавно мой друг, только что обнаруживший в этом мире IRC, с горящими глазами взахлеб рассказывал мне, какое это потрясающее ощущение - работать с человеком, который сидит в это время на другом конце Москвы, так, словно он сидит за соседним компьютером. (Мы оформляли какую-то очередную веб-страницу и обсуждали этот процесс в IRC.) Конечно, если речь идет о Москве, такая возможность не выглядит столь замечательной - можно просто позвонить по телефону. Но возникает совершенно изумительное ощущение, когда какая-нибудь задача выполняется совместно с человеком, который в это время сидит в Тарту. Или в Хайфе. Или в университете штата Мичиган. Или со всеми вместе - людьми, находящимися в Москве, Тарту, Хайфе и, скажем, Торонто. Технологические аспекты чуда нам уже не внове. Мы привыкли, все ахи и охи восхищения по этому поводу уже прозвучали, и я, выслушивая восторги моего друга, ловила себя на том, что чувствую некоторое превосходство - я так живу уже два года. Не о технологии речь. Технологией нас не удивишь. Я, собственно, скорее о географии.

Netheads рассеяны по всему миру. Нас около ста тысяч только в России, а сколько русскоязычных пользователей на земном шаре, кажется, еще никто не считал. Многие из тех, кто сейчас живет в Штатах, являются американскими гражданами уже пять, десять, пятнадцать лет. Многие из тех, кто сейчас живет в Израиле, уехали туда в раннем детстве. Мы, сетеголовые, - граждане разных государств. И мы - некое единое рассеянное целое, со своими традициями и очагами сосредоточения (пусть не физическими, а виртуальными - но, может быть, и мы в Сети тоже не вполне настоящие). Мы - народ в рассеянии. Диаспора.

Джон Перри Барлоу, теоретик и практик фактической, хотя и неосознанной, дематериализации человечества путем ухода в Киберпространство, выступая на виртуальном круглом столе "Будущее информационных супермагистралей", написал следующее: "Уже сейчас происходит подъем глобальной китайской, французской, американской или индийской наций, осуществляющийся более в рамках паутины культурных понятий, чем внутри географических границ. В известном смысле евреи были предвестниками того будущего, в котором общество помещается на культурную, а не на физико-географическую карту". Евреи - самый распространенный пример, который приводят, когда хотят объяснить, что такое диаспора. Народ, в судьбе которого всего лишь последние пятьдесят лет - свое государство, а до этого - века рассеяния, жизнь среди ДРУГИХ, попытки приспособить свои внутренние законы существования к законам государства-хозяина. Народ, который сохранил себя как народ. Сетеголовые на него похожи.

Мы рассеяны, но осознание этого - без надрыва. Мы не изгнанники, нас не гоняли по пустыне, мы сами выбрали себе экологическую нишу, и сами ее формируем. Наша Земля Обетованная - везде и одновременно нигде. Рано или поздно (скорее рано) русская Сеть и те, кто в Сети говорит по-русски, сконцентрируются вокруг России - если, конечно, российскому правительству не придет в чиновничьи головы вспомнить удобные времена тотального контроля за средствами массовой информации. Но и тогда за границей останутся эти очаги - еще не общины, уже не толпы недоверчивых людей, не имеющих ничего общего.

Мы говорим на одном языке. Та безумная смесь транслита, каких-то компьютерных терминов, русского и английского в чистом виде, на которой мы изъясняемся, не всегда доступна пониманию обычных граждан. Наш способ выражения эмоций вызывает недоумение: "Что это за странные знаки препинания?" Мы друг друга поймем всегда. Канадский китаец и русский пользователь общаются по-английски. В отношении первого - это уже диаспора второго порядка - одновременная принадлежность к другой диаспоре. Пересечение ареалов рассеяния. С сетевой диаспорой не пересечься невозможно. Мы - везде.

Мы похожи даже внешне. Имея наметанный глаз, нас можно отличить в толпе людей, так одинаково прыгающих через лужи. Смельчаки-классификаторы пытаются дать характеристику внешности сетеголового. Среди нас нет (или почти нет) тех, кто мог бы похвастаться хорошей физической формой. Мы живем отдельно от наших тел. Кто-то считает нас синдромом вырождения человечества. Наоборот, мы - преддверье его будущей трансформации. Наше появление - симптом излечения человечества от привязанности к физической оболочке и зависимости от нее. И что правда, то правда - спортсменов среди нас практически нет.

По всей земле, везде, где мы есть, мы решаем одни и те же проблемы. Для нас свобода слова - условие нашего выживания. Blue Ribbon Free Speech Online Capmpaign - движение, сочувствующие которому находятся везде, вне зависимости от правящих режимов и того, что думают власти по поводу свободы слова. Закон об авторских правах - обстоятельство, сопутствующее нашей деятельности в Сети, какова бы эта деятельность ни была. Это наши социально-политические условия существования, и ограничение нашей свободы есть введение черты оседлости и введение правожительства.

Наше мышление уже сложилось - не мышление каждого из нас, а мышление нас как народа. Наши реакции стереотипны. Нам зачастую проще обращаться к Сети, чем к средствам реальной жизни. На простейший вопрос, ответ на который можно найти в любом энциклопедическом словаре, мы станем искать ответ в Сети. ("Что такое вомбат?" - спросила я. И мой собеседник, на ходу удивившись: "Как, ты не знаешь?" - идет не за энциклопедическим словарем, а к компьютеру, и адрес, который он набирает в строке "location" - разумеется, адрес АльтаВисты, а потом - поиск по ключевому слову "wombat".) Это стереотипные реакции, которые вырабатываются в соответствии со средой обитания. Энциклопедический словарь - уже не деталь нашего быта. АльтаВиста - более чем.

Даже быт наш похож. На IRC в четыре часа утра - толпы людей. И не только живущих в Америке, где в это время, понятно, еще утро-день-вечер. Здесь полно людей из России, из Израиля, где уже кромешная ночь. Мы - ночные звери. (Не могу не привести по этому поводу бесподобную фразу Ромы Воронежского: "Мы не жаворонки и не совы. И животных-то таких нет, как мы спим".) Это - деталь быта, под которую, конечно, можно подводить некоторую логическую базу ("Ночью коннект лучше", - объясняю я своим родным, когда они пытаются меня вразумить). Но даже если и днем со связью все в порядке, мы все равно живем ночью. Это характерно для студентов, людей, страдающих бессоницей, и сетеголовых. Пожалуй, netheads - единственный народ, у которого преимущественно ночное существование есть безусловный этнический признак.

Внешность, язык, быт, стереотипы мышления, общие социально-политические проблемы, с которыми мы сталкиваемся вне зависимости от того, где живем. Это ли главное? Мы говорим о народе и не стоит забывать об основном, о том, что определяет народ как целое, как единую динамическую структуру. Пусть нет единой территории. Пусть кто-то из нас не знает английского и не понимает нашего безумного языка, предпочитая презрительно называть его новоязом - поклон Джорджу Оруэллу. Пусть многие из нас решительно, однозначно и агрессивно предпочитают бумажные книги "Проекту Гутенберга". Мы можем различаться по любому из этих признаков. Это не важно. Принадлежность к народу определяется сознанием того, что ты к нему принадлежишь. Народ от народа отличается прежде всего тем, что осознает себя как единое целое. Каждый из нас, какими бы разными мы ни были, ощущает себя частью этого сообщества. И все сообщество осознает себя как единое. Как бы ни ненавидели мы того идиота, который каждый день шлет нам письма с предложением купить не нужный нам хлам, у нас с ним, с этим идиотом, есть общая среда обитания, общие ценности. Возможно, стирая очередную порцию спама из почтового ящика и комментируя это отнюдь не в парламентских выражениях, вы посчитаете, что он не способен правильно относиться к этим ценностям. Вполне характерная для общины ситуация. Там, где речь пойдет о ценностях, с реальной жизнью никак не связанных, зато непосредственно относящихся к нашей виртуальной жизни - не без споров, не без противоречий, но, думаю, мы в итоге будем достаточно единодушны.

Мы атеисты или верующие, мы - представители всех конфессий, которые только могут быть найдены в подлунном мире, но у нас есть общая идеология. Мы ценим свободу самовыражения, и эта свобода - альфа и омега нашего существования. Нашего виртуального существования, я имею в виду. Потому что в реальной жизни мы можем подчиняться (или не подчиняться) законам государства, в котором квартируем. Но законы общины нашей Сети другие. Нам приходится жить двойной жизнью. Вернее, вести две параллельные жизни. Мы отличны от остальных, но кто способен увидеть это яснее, чем мы сами? Мы можем быть сколь угодно глубоко ассимилированы. Наша идеология продиктована средой нашего обитания и создана нами. Она зачастую подавлена тем, что мы называем "реальностью", - хотя можно поспорить, какая из "реальностей" реальнее. Тем не менее, эта идеология существует, и соединяет нас ничуть не менее прочно, чем единая религия объединяет народ, живущий среди иноверцев.

И последнее. Этнос существует и определяется извне и изнутри лишь в том случае, если есть не-этнос. Цыгане выделяются на общем фоне европейского этнического коктейля лишь потому, что есть не-цыгане. Для самоопределения этноса необходимо понятие "своих" и "чужих". Равно и сетеголовые - отдельный уникальный народ, если в мире есть реальные их противоположности, их антонимы, анти-они. Они существуют. Это вовсе не те, кто не пользуется услугами Интернет-провайдеров. Технология здесь опять вторична. У сетеголовых есть идеологический антоним, сила, которой технология безразлична, но костью в горле - идея. Государственная власть. Централизация, к которой она стремится. Сеть глубоко анархична, и поэтому правительство любой страны, от Австрии до Японии, будет противопоставлено ей. Чужие - не обязательно враги. Они просто чужие. А история доказывает нам, что рано или поздно интересы двух народов - пусть даже речь идет лишь о виртуальных аналогах народов - сталкиваются, и столкновение это не всегда заканчивается синтезом. Иногда - естественной ассимиляцией. Иногда - репрессиями.